Витакер К. Полуночные размышления семейного терапевта /Пер с англ. М. И. Завалова
Скачать 2,74 Mb.
|
Текст взят с психологического сайта http://www.maltsevvitaly.ru Carl Whitaker MIDNIGHT MUSINGS OF A FAMILY THERAPIST W.W. Norton & Company New York Карл Витакер ПОЛНОЧНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ СЕМЕЙНОГО ТЕРАПЕВТА Перевод с английского М.И. Завалова Москва Независимая фирма “Класс” 1998 УДК 615.851.6 ББК 53.57 В 54 Витакер К. Полуночные размышления семейного терапевта /Пер. с англ. М.И. Завалова. – М.: Независимая фирма “Класс”, 1998. – 208 с. – (Библиотека психологии и психотерапии). ISBN 5-86375-090-1 (РФ) Карл Витакер останется в истории семейной терапии одним из ее самых “авангардных” классиков: блестящий и противоречивый, иногда – шокирующе резкий, склонный к загадочным афоризмам, которые уже много лет толкуют и заимствуют. В этой книге читатель найдет конкретные рабочие приемы, яркие случаи из практики и, что еще важнее, идеи, которые помогают глубже понять не только своих клиентов, но и собственную профессиональную и семейную историю. Книга адресована всем, кто в своей работе связан с семейной проблематикой: консультантам, школьным и клиническим психологам и, конечно, психотерапевтам. ^ ISBN 0-393-70084-4 (USA) ISBN 5-86375-090-1 (РФ) © 1989 Carl Whitaker © 1989 W.W. Norton & Company © 1998 Независимая фирма “Класс”, издание, оформление © 1998 М.И. Завалов, перевод на русский язык © 1998 Е.Л. Михайлова, предисловие © 1998 А.А. Кулаков, обложка Исключительное право публикации на русском языке принадлежит издательству “Независимая фирма “Класс”. Выпуск произведения или его фрагментов без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону. ^ СМЫСЛОВ ТАЙНЫХ Философ (запальчиво): Ну, и какая разница между психотерапией и проституцией? Психотерапевт (ядовито): Их цена с годами падает, а наша – растет. Эту книгу стоит прочесть всем, кто связал или собирается связать свою жизнь с одной из “помогающих” профессий – не обязательно с семейной терапией. Разумеется, она и для тех, кто “просто интересуется” психотерапией и психологией. И, безусловно – для всех, кого озадачивает (пугает, завораживает, разочаровывает и т.д.) семья как явление или проблема. Каждый из этих возможных читательских кругов шире предыдущего, и каждый читатель окажется в собственном лабиринте смыслов, в своем “магнитном поле”, излучаемом книгой. Об эксцентричности, прижизненной и посмертной славе и шокирующих метафорах Карла Витакера на этот раз – ни слова. Подробный разбор его практической работы читатель найдет в изданных нами “Танцах с семьей”1. Жанр этой книги иной, и его вполне отражает название. “Midnight musings”– это, конечно, не вполне “полночные размышления”, и тут уж решительно ничего не поделаешь. В круге дополнительных значений того, что мы вынуждены были – правильно, но неполно – назвать “размышлениями”, и “поэтическая задумчивость”, и “рассеянное бормотание”, и “желание выяснить, узнать”, и “химеры, бредни, пустые мечты”. По соседству с кажущимися нейтральными и академическими “размышлениями”– музы (muses), по соседству же – невнятное, а то и просто безумное приговаривание под нос неведомо чего. Последним Витакер-терапевт искусно владел как рабочим приемом, о чем рассказывает в книге. В сущности, вся она так же “мерцает” значениями, как и название. Автор не объясняет своих парадоксов, запросто смешивает буквальные и метафорические значения и вообще как бы снял с себя ответственность за то, что и кем будет понято: к чему готовы, то и поймут. И тут скрыта одна из очень важных для него мыслей, которая по-разному проводится во многих разделах: семья (читай – реальность) сильнее психотерапии, опыт важнее обучения, и так оно и должно быть. Объяснять невозможно и не нужно, но можно рассказывать. Получается, что разные читатели – в зависимости от своих интересов, теоретической ориентации, подготовки и просто склада ума – будут читать одинаковые слова, но разные книги – потому что “послания” к ним различны. (До какой-то степени это относится к любому тексту, просто Витакер пользуется этим механизмом намеренно.) Он вообще многое делает не просто так – например, “раскрывает карты” и становится внятным и почти методичным в самом конце книги, сначала как следует поиграв с читателем-профессионалом. Не верьте маске чудаковатого дедули, расвспоминавшегося от бессонни-цы! Ищите двойное дно, тройной смысл и неожиданную иронию в самых неподходящих местах. Он все равно вас проведет, но удовольствия получите куда больше. Впрочем, есть в этой сложной книге и совсем простые мысли (например, что психотерапия – это просто такая работа: не образ жизни, не “призвание” и, возможно, даже не диагноз). Как и любой работой, ею можно заниматься много лет (в случае автора – всю жизнь): меняться, совершать свои маленькие открытия, вызывать интерес коллег и быть отвергнутым или забытым, уважать (и даже иногда любить) тех, кто думает иначе. Владеть “техниками”, но никогда не полагаться на них. Удивляться новым поворотам собственной судьбы. Не “сгореть”. Разделять работу и просто жизнь и помнить, что важнее. Прожить каждый свой возраст, вырастить детей, выучить Бог знает сколько учеников – и не только не потерять интереса к шестой за день обычной семье на приеме, а даже, пожалуй, наоборот. “И быть живым, живым и только – до конца...” ^ Посвящается Мюриэл и нашим шестерым детям – Нэнси, Элейн, Брюсу, Аните, Лайн и Холли. Всей нашей столь теплой и тесной команде. ПРЕДИСЛОВИЕ Сейчас четыре часа утра, я не сплю, размышляя. В состояние моего транса входит, как сон, цельный образ, вбирающий и слова, и видения. Образ, с необычайной ясностью вот уже пятьдесят лет моего обитания в психологическом мире представляющий людей, которым плохо. И я бегло записываю. Потом, при свете дня, мои мысли растут и развиваются. Так это происходит у меня. Размышления вбирают в себя сорокалетний опыт, годы, в течение которых я учился помогать страдающим людям измениться, годы обучения этому других – бесконечного числа медиков, психиатров, психологов и социальных работников. Ночные размышления забавляют меня последние десять лет – с тех пор, как вышел на пенсию. Надеюсь, что-то вдохновит и вас. Эта книга не о том, что должен делать психотерапевт, даже, думаю, не о том, что я делал как психотерапевт. Скорее всего, она о том, как я учился это делать – по моим собственным представлениям. Дело в том, что я настолько подозрительно отношусь к самому себе, что не доверяю и собственным мыслям. Может быть, все эти размышления – всего лишь миф моего жизненного пути. Я думаю, не стоит глотать эту книгу целиком. Лучше отнеситесь к ней как к предложенным закускам: попробуйте, но не ешьте того, что вам не приглянулось. “Предисловие” написано в четыре часа утра накануне важной для меня годовщины: ровно пятьдесят лет назад в этот день я сидел в больнице у кровати отца и присутствовал при его последнем вздохе. Как эта жизнь случилась со мной? Как сделать, чтобы случилось еще больше? Пусть все больше и больше случается с вами. Благодаря опыту семейной терапии у меня появилась способность мгновенно превращаться в пациента. Это двустороннее измененное состояние сознания – свобода становиться в большей мере самим собой с помощью другого. Мюриэл – цельная, сверхъестественно чуткая, с резонансом всей личности и способностью быть близкой – явилась моделью моей роли. Вместе мы произвели на свет за пятнадцать лет шестерых сорванцов. Они и сейчас придают вкус всей нашей жизни. Все написанное в этой книге содержит эхо голосов Тома Мелона, Джона Воркентина, Дика Филдера, Милтона Миллера, Дэвида Кейта и бесчисленных учеников, коллег и членов семей, которые лишали меня покоя или становились бесконечно близкими на день, на неделю, на год. Они создают эхо. Мне принадлежат лишь слова. Маргарет Райен взяла гору писанины, навела в ней порядок, отредактировала ее, и получился текст, который вы читаете. Она помогла мне не растекаться мыслями, не повторяться, и при этом не исказила ничего, что я хотел сказать. Вам повезло, что именно она совершила эту работу. А за нами обоими возвышается призрак Сьюзен Барроус. ^ Картинки из автобиографии Год тысяча девятьсот тридцать шестой был хорошим временем для врачей. Экономическая депрессия закончилась, начиналась война, всюду требовались врачи. Но учеба в медицинском институте в Сиракузах так же плохо подготовила меня к стажировке и интернатуре в адской кухне Нью-Йорка, как жизнь на ферме на севере штата Нью-Йорк – к учебе в Сиракузах. Сейчас я понимаю, что переезд моей семьи с фермы в город, когда я был старшеклассником, – очень смелый шаг моих родителей. Мой отец, окончивший сельскохозяйственный колледж, мог провести провода на ферме и заменить керосиновые лампы электричеством. Но переезд в большой город ради меня, чтобы я мог получить высшее образование, – сегодня это кажется мне переходом на качественно новый уровень. И, быть может, моя тяга к приключениям родилась из этого прыжка в неизвестное, а смелость отца, в свою очередь, связана с переездом его отца с лесопилки у Витакерского водопада на большую молочную ферму около Сент-Лоренс. Я часто думаю, что было бы, если бы я готовился к жизни фермера, а не к изучению электротехники (уже в старших классах, в летнее время и по субботам я, подрабатывая, проводил электричество в старые дома, освещавшиеся газом). Все в нашей жизни развалилось в 1932 году. Бизнес прогорел, и отец вернулся на ферму. А я поступил в медицинский институт, не зная, чем платить за обучение, страдая все эти шесть лет бесконеч-ными простудами. Любопытно, что эти простуды исчезли сразу, как только я закончил учебу. Детство, прошедшее на отдаленной от других домов ферме около городка Реймондвиль в штате Нью-Йорк, не подготовило меня к городской жизни. На ферме не было ребят, с кем я мог бы играть – лишь груз бесконечной работы да глубокое религиозное давление со стороны матери, верившей, что можно попасть на Небо, только творя добрые дела. Сотня коров, полдюжины лошадей, дюжина свиней, сотня цыплят и пятьдесят овец требовали нашего внимания. Работа с четырех утра до десяти вечера. И постоянно перед нашими глазами – смерть и рождение. Было естественно в воскресное утро убивать цыплят себе на ужин, резать свиней на зиму и выращивать самим еду. Смерть сопровождала все мое детство, а алкоголизм работы был не чертой характера, но насущной необходимостью мира, в котором мы жили. (Этот суровый опыт детства оказался хорошей “школой жесткости”, что пригодилось потом, при работе в больнице гетто Нью-Йорка). Мать одна управлялась с бывшим особняком, где было с десяток спален, а отец работал на 500 акрах земли с помощью лишь одного наемного рабочего. Каждый вкалывал как вол. Случались времена веселья, но редко, как исключения из нашей жизни. Мать и отец существовали в разных мирах: она вела хозяйство внутри жилища, а он занимался внешним миром. Они были так заняты весь день, что легко понять, почему я не видел ссор – для них просто не было времени! Но и особой нежности я не видел, хотя иногда мать приставала к отцу, и он при этом краснел, как двенадцатилетний. В нашей семье существовала сильная система контроля, но большей частью мы обходились без слов. Воскресный день означал церковь, а не игру. Религиозные обряды были частью любой трапезы. И постоянный поток людей из околосемейной орбиты. Дочь одной из близких подруг мамы жила с нами несколько лет после смерти своей матери. Сирота из Бруклина приезжал жить у нас каждое лето. Женщина, больная астмой, которую я так и не научился называть по имени, около года жила с нами, не знаю, почему. Соседка, у которой муж умер от рака, пробыла у нас около шести месяцев, приходя в себя после потери. У нас было нечто вроде приюта для окрестных жителей. Сейчас мне это представляется своего рода психотерапией, а тогда было чем-то в порядке вещей. ^ Возможно, первым моим непрофессиональным психотерапевтом был щенок, появившийся, когда мне было два или три года. Он стал воплощением моей безопасности, посредником между грудью моей матери, ее личностью и мной самим. Вскоре появился мой младший братик, затем – старший мальчик-сосед, за которым я шел по дороге в школу. Потом произошел негативный перенос на группу одноклассников, из которой я чувствовал себя исключенным. Вслед за этими “агентами изменения” быстро появляются другие: моя фантазия о Боге как о приемном родителе, отец моего отца – старик, который с удовольствием учил меня играть в шашки, и мать отца, которой я был нужен для мелких поручений, а она платила мне за это нежностью и теплом. И, как это бывает почти у каждого человека, осуществился мой негативный перенос на мать, и пришлось использовать отца, чтобы выйти из индуцированного ею гипноза, – вот простой пример непрофессиональной помощи для изменения. Странным образом и сама ферма оказалась психотерапевтом: почва матери-природы – всегда питающая, успокаивающая, безопасная. От фермы мой перенос (эмоциональный вклад) перемещался к приемному сыну соседа, затем становился негативным переносом на учителя физкультуры, который издевался над моей физической неловкостью. Оглядываясь на прошлое, я нахожу и семена подростковой шизофрении: моменты, когда я охочусь вдвоем с собакой, гарпуном ловлю рыбу в одиночестве, взрывами прокладываю канавы на поле, зарываюсь в стог сена, гоняю целый день на тракторе, не видя ни одного человека. Все эти детские переживания наполнены одиночеством, они приготовили меня к еще большему одиночеству жизни в городе. Четыре года в старших классах я провел, большею частью замкнувшись в своем собственном мире. Иногда я находил друга, но отношения наши были обычно фрагментарными. Я жил в какой-то немой пустоте, похожей на кататонию. Помню, однажды я шел по улице из школы и увидел идущего навстречу одноклассника. Я постарался, встретившись, хотя бы улыбнуться, но не посмел поздороваться. Продолжая учебу в колледже, я сознательно решил вырваться из этого мучительного одиночества. И подобное решение тоже стоит в ряду прыжков на качественно новый уровень – таких как наш переезд в город, например. Будучи старшекурсником, я выбрал одного парня, выдающегося своим интеллектом, и другого, самого социально уважаемого, и создал союз, который просуществовал до окончания учебы в колледже (пока я не стал студентом-медиком). Я как будто создал команду ко-терапевтов, чтобы вырваться из своего одиночества. Учась в школе и в колледже, я жил с родными, но в день моего поступления в медицинский в Сиракузах они вернулись на ферму. Я оказался один, предоставленный самому себе. Я мыл посуду, чтобы оплатить жилье и еду, и совсем не знал, чем платить за учебу. И, как мне виделось сквозь дымку тревоги, начинал учиться медицине среди совершенно чужих людей. ^ В те дни не существовало ясного отличия между интернатурой и стажировкой. По окончании института мы два-три года продолжали обучение, и при этом приходилось работать в самых разных местах. Одним из самых противных мест был отель на Шестой Авеню. Он вы-глядел, как обычный бордель: пышная обстановка, служащие-мужчины в модной форме, женщины в нижнем белье, блуждающие из комнаты в комнату. Мэри вызвала меня по поводу боли в животе – у нее была какая-то инфекция. К моему удивлению, она воскликнула: “Привет, Карл”, – как только я положил шляпу на стол, опасаясь, как бы туда не напрыгали блохи. Оказалось, я осматривал ее в больнице шесть недель назад, где она трое суток лечилась от острой гонореи. Она попросила меня поговорить и с ее мужем. Это было для меня тогда внове – возможно, моим самым первым психиатрическим интервью. Они беспокоились о своих сексуальных взаимоотношениях, а я, лишь год назад окончивший учебу и только приступивший к акушерству и гинекологии, не был достаточно зрелым и сознательным, так что мне оставалось сидеть и, открыв рот, слушать, как они говорили о сексе. Это засело в моей памяти и посейчас, поскольку на следующее утро я прочитал на первой странице газеты страшную новость, что ее муж убит в гангстерской разборке. Когда мы забрали Мэри в больницу и договорились с шофером вернуться за хозяйкой заведения, умиравшей от цирроза печени, мне казалось, что я никогда не брошу акушерство и гинекологию. Проведя три сотни крупных операций, около года занимаясь “зелеными девочками” (так называли девушек-подростков, зараженных венерическими заболеваниями), я считал себя неплохим хирургом. Я готовился провести остаток жизни в небольшом городке, принимая роды, возможно, работая также и общепрактикующим врачом, хотя хорошо представлял себе сложности этой специальности. До открытия антибиотиков лечение женской гонореи иногда занимало несколько месяцев больничного режима. “Зеленых девочек” помещали в большую палату на верхнем этаже госпиталя на Ист-Ривер. Моей задачей было гасить у них излишнее возбуждение, способствующее обострению болезни. Череда операций и послеоперативное лечение напоминали ферму: тяжелая работа с утра и до позднего вечера. С другой стороны, я, деревенский парень из благочестивой семьи, дошел до того, что занимаюсь бродвейскими девками, желающими, чтобы их оперировали только у нас, поскольку мы делали особый разрез ниже линии лобковых волос, благодаря чему, вернувшись на сцену, они могли не бояться, что их осмеют, увидев послеоперационные швы. Джеймс Ричи, мой начальник, появлялся в семь утра, в пижаме и халате. Он был нашим кумиром. Он мог всю ночь писать “Генеалогию гинекологии”, а днем наблюдать за нашими операциями. Я помню шок, пережитый в первый день. Он сказал: “Встань с другой стороны. Ты будешь не ассистировать мне, ты сам будешь делать операцию”. Я ответил: “Не могу, боюсь, да и не умею”. “Все нормально, – успокоил он. – Я встану на эту скамеечку сзади тебя и буду наблюдать через твое плечо. Я позабочусь о каждом твоем движении”. Это был великий учитель, который научил меня многому в понимании людей. Фактически он, быть может, один из первых моих психотерапевтов! А другой важнейший опыт связан с неудачной плановой операцией. Одна из 50 женщин, которых мы трижды в неделю видели в клинике, страдала от неподдающейся лечению хронической боли. Уже пять-шесть лет каждый менструальный период превращался для нее в ад. Ее знала вся клиника, и ничто не могло ей помочь. В конце концов шеф решил удалить у нее матку, чтобы остановить боль. Это была моя работа – обычная операция. Я никогда не встречал ее мужа или детей, только ее тело и ее боль. Операция успешно закончилась через полчаса или вроде того. Врач-интерн накладывал швы; анестезиолог, как обычно, снял пакет с эфиром с аппарата, чтобы омыть легкие пациентки кислородом. Внезапно машина взорвалась! Кошмар! У пациентки изо рта потекла кровь, а через четыре часа она скончалась. Никто не знал, почему, откуда взялась электрическая искра, но женщина была мертва. И я подозреваю, что ее смерть унесла мое желание продолжать по окончании стажировки специализацию в этой области медицины. Тогда я решил один год поучиться в психиатрической больнице и уже никогда больше не возвращался к акушерству и гинекологии. |
Похожие:
 | Кернберг О. Ф. Тяжелые личностные расстройства: Стратегии психотерапии Пер с англ. М. И. Завалова. — М.: Независимая фирма "Класс", 2000. — 464 с. — (Библиотека психологии и психотерапии, вып. 81) | | Ялом И. Я 51 Лжец на кушетке / Пер с англ. М. Будыниной Я 51 Лжец на кушетке / Пер с англ. М. Будыниной. — М.: Изд-во Эксмо, 2004. — 480 с. — (Практическая психотерапия) |
 | Ялом И. Я 51 Лжец на кушетке / Пер с англ. М. Будыниной Я 51 Лжец на кушетке / Пер с англ. М. Будыниной. — М.: Изд-во Эксмо, 2004. — 480 с. — (Практическая психотерапия) | | Минухин С., Фишман Ч. М 63 Техники семейной терапии /Пер с англ. А. Д. Иорданского. М 63 Техники семейной терапии/Пер с англ. А. Д. Иорданского. — М.: Независимая фирма “Класс”, 1998. — 304 с. — (Библиотека психологии... |
| Ялом И. Когда Ницше плакал/ Пер с англ. М. Будыниной ... | | Ялом И. Когда Ницше плакал/ Пер с англ. М. Будыниной ... |
| Браун Д., Педдер Дж. Б 87 Введение в психотерапию: Принципы и практика... Б 87 Введение в психотерапию: Принципы и практика психодинамики/Пер с англ. Ю. М. Яновской. — М.: Независимая фирма "Класс", 1998.... | | Литература Литература к главе 1 Вижье Ж. П. Вопросы философии. 1956.... Резерфорд Э. Строение атома и искусственное превращение элементов: Пер с англ./ Под ред. Г. И. Флерова. Избр научн тр. Кн. М.: Наука,... |
| Айала Ф., Кайгер Дж. Современная генетика: в 3-х т. Т. Пер с англ Айала Ф., Кайгер Дж. Современная генетика: в 3-х т. Т. Пер с англ.: – М.: Мир, 1988. – 336 с | | Келлерман П. Ф. К 34 Психодрама крупным планом: Анализ терапевтических... К 34 Психодрама крупным планом: Анализ терапевтических механизмов /Пер с англ. И. А. Лаврентьевой. — М.: Независимая фирма “Класс”,... |